Его менее благосклонные биографы, да и сам Джоунз, отмечали, что, если рассматривать теории Фрейда с позиций его собственной жизни, можно заметить сходство со старой девой пуританских взглядов, которая видит секс во всем. Интересно, что его послушная Hausfrau вызывала особенно большое недовольство мужа тем, что была недостаточно «послушной», сама же она испытывала странную раздвоенность чувств оттого, что не могла вести себя непринужденно по отношению к нему, не будучи его «товарищем по борьбе»: «Фрейд был болезненно поражен, когда понял, что в душе она вовсе не послушна, а обладает твердым характером, который не очень легко поддается исправлению. Она уже полностью сформировалась как личность и вполне заслуживала самой высокой оценки психоаналитика, будучи вполне «нормальным» человеком».
То, что намерения Фрейда «сделать ее похожей на идеальный образ» так и остались неосуществленными, можно помять, читая следующие строки из его письма к ней: «Стань очень юной возлюбленной, чтобы тебе была всего неделя от роду и чтобы ты легко могла отказаться от всего резкого ч грубого в себе». Но далее он сам себя упрекает: «Любимая не должна быть игрушкой, куклой, она должна стать товарищем, готовым всегда дать разумный совет, даже когда ее строгий хозяин исчерпал всю свою мудрость. А я пытался бороться с ее откровенностью, пытался заставить ее не высказывать своего мнения, пока она не узнает моего».
Как отмечал Джоунз, Фрейд болезненно переживал, что она не прошла самого главного испытания — «полного отождествления с ним, с его взглядами, его чувствами и его намерениями. Она не могла быть полностью его до тех пор, пока он не увидит своего «отпечатка» на ней». Фрейд «даже признавался, что ему было скучно, когда он не находил в человеке ничего, что можно было бы изменить к лучшему», Джоунз неоднократно подчеркивал, что любовь Фрейда «могла свободно выражать себя только при очень благоприятных условиях… Марта, возможно, боялась своего властного возлюбленного и поэтому чаще всего отмалчивалась».
Видимо, в связи с этим он писал ей: «Я отказываюсь от своего требования. Мне не нужен товарищ по оружию, каким я хотел тебя сделать. У меня достаточно сил бороться одному… Ты остаешься для меня драгоценным существом, возлюбленной». Возможно, этим и закончился «единственный период в его жизни, когда он испытывал такие чувства, как любовь и ненависть, к женщине».
Брак был нормальным, но без вышеописанной страсти. Джоунз так охарактеризовал его: «На свете было мало более удачных браков. Марта, безусловно, была прекрасной женой и матерью. Она была отличной хозяйкой и обладала редкой способностью прекрасно ладить со слугами, но она не была той Hausfrau, которая ценит вещи выше людей. Удобства, обеспечивающие покой ее мужу, были для нее превыше всего… Вряд ли можно было ожидать, что она воспримет все его далеко идущие фантазии и поймет их лучше, чем весь остальной мир».
Как самая преданная еврейская мать, она очень ревностно относилась ко всем его физическим потребностям, составив график принятия пищи таким образом, чтобы он был особенно удобен der Papa. Но она никогда и не мечтала жить так, как он. И Фрейд не считал, что она может быть хорошим опекуном их детям в случае его смерти, особенно в вопросах образования. Он сам вспоминает сон, в котором он забывает зайти за ней, чтобы отправиться в театр. Согласно его собственным представлениям об ассоциативной связи, «подобная забывчивость возможна только в случаях, не имеющих для человека никакого значения».
Такое безграничное подчинение женщины, считавшееся для культуры того времени совершенно естественным, само отсутствие для женщины возможности действовать независимо и обрести индивидуальность часто усиливали чувства неловкости и сдержанности со стороны жены и вызывали раздражение со стороны мужа, что было характерно для брака Фрейда. Как резюмировал Джоунз, отношение Фрейда к женщинам, «скорее всего, можно назвать старомодным, что, видимо, следует приписать влиянию социального окружения и тому времени, в котором он вырос, а не каким-либо личностным факторам»:
«Каково бы ни было его отношение к этому вопросу с точки зрения разума, его произведения и письма показывают, как он подходил к нему с точки зрения чувств. Конечно, будет преувеличением сказать, что он относился к мужчинам как к высшим существам, так как его натуре не было свойственно чувство превосходства, самонадеянности. Но, видимо, мы не погрешим против истины, если скажем, что к женщинам он относился как к существам, чье назначение быть ангелами-хранителями мужчин, обслуживать их и создавать им все удобства. Его письма, да и сам выбор жены однозначно указывают на тип женщины, который ему нравился, — нежной, женственной… Нет сомнения в том, что Фрейд считал психологию женщины более загадочной, чем мужчины. Однажды он сказал Мари Бонапарт: "Самый сложный вопрос, на который никогда не могли найти ответ и на который я также не могу ответить, несмотря на тридцать лет моих исследований в области женской души, заключается в следующем: как понять, что хочет женщина?"».
Джоунз также обратил внимание на то, что «Фрейда интересовал и другой тип женщины, более интеллектуальный и, возможно, даже более мужеподобный. Такого рода женщины сыграли определенную роль в его жизни. Они входили в женское окружение его друзей и, хотя были весьма привлекательными, не вызывали в нем чувственного влечения».
В число этих женщин входила его золовка Мина Бернис, которая была умнее и независимее Марты; позже это были женщины, изучающие психоанализ, или его почитательницы: Мари Бонапарт, Джоан Ривьер, Лу Андреас-Саломе. Однако ни биографы, идеализировавшие его, ни те, которые относились к нему несколько враждебно, не заподозрили его и том, что он искал сексуального удовлетворения на стороне. Таким образом, секс был, видимо, полностью исключен из набора человеческих страстей, которые на протяжении всей своей последующей долгой жизни он стремился выразить в своем учении и в какой-то степени в дружбе с мужчинами и теми женщинами, которых он считал равными себе и потому «мужеподобными». Однажды он заметил: «Мне всегда кажутся опасными люди, которых я не могу понять, потому что они не похожи на меня».
Несмотря на то значение, которое Фрейд придавал сексу и своей теории, из его слов можно понять, что половой акт казался ему унизительным. Но если сами женщины были унижены в глазах мужчин, каким еще могло быть отношение к сексу? Конечно, подобные мысли не входили в его теорию. По Фрейду, идея кровосмешения с матерью или сестрой заставляет мужчину «смотреть на половой акт как на нечто постыдное, оскверняющее и оказывающее пагубное влияние не только на тело». Во всяком случае, Фрейд считал унижение женщины вполне естественным, и в этом ключ к пониманию его теории женственности. Согласно этой теории, сущностью женской личности, мотивирующей все поступки жен-тины, является ее зависть к мужскому половому члену, которая и вызывает осуждение ее же самой, а также как «мальчика, так, возможно, и мужчины». У нормальной женщины это выражается в желании обладать половым членом своего мужа, желании, которое никогда до конца не реализуется, пока она не становится обладательницей пениса, дав рождение сыну. Короче говоря, она представляет собой просто homrne manque, «дефектного мужчину», у которого чего-то не хватает. Клара Томпсон, крупный специалист по психоанализу, заметила: «Фрейду так никогда и не удалось освободиться от викторианского отношения к женщине. Он считал, что женщине предначертано судьбой иметь ограниченный кругозор и вести образ жизни, который был принят в викторианскую эпоху… Комплекс кастрата и концепт зависти к мужскому половому члену, две наиболее важные, фундаментальные идеи всего его учения, основаны на положении о том, что женщина в своем биологическом развитии стоит ниже мужчины».
Что имел в виду Фрейд под понятием зависти к мужскому половому члену? Ведь даже те, кому ясно, что Фрейд не мог выйти за рамки представлений, очерченных культурой его времени, не сомневаются в том, что он правдиво описал все изученное им в пределах этой культуры. Фрейд вывел феномен, который он назвал завистью к мужскому половому члену, анализируя данные, единодушно представленные женщинами среднего класса Вены викторианской эпохи, и вся его теория женственности построена на этом понятии. В лекции «Психология женщины» он высказал следующую идею:
«У мальчика комплекс кастрации возникает после того, как, увидев женские половые органы, он узнает, что столь высоко ценимый им член не обязательно должен быть вместе с телом… после чего он попадает под влияние страха кастрации, который становится самой мощной движущей силой его дальнейшего развития. Комплекс кастрации у девочки тоже возникает благодаря тому, что она видит гениталии другого. Она сразу же замечает различие и, надо признаться, его значение. Она чувствует себя глубоко обделенной, часто дает понять, что ей тоже хотелось бы «иметь такое же», в ней появляется зависть к пенису, которая оставляет неизгладимые следы в ее развитии и формировании характера, преодолеваемые даже в самом благоприятном случае не без серьезной затраты психических сил. То, что девочка признает факт отсутствия пениса, отнюдь не говорит о том, что она с этим смиряется. Напротив, она еще долго держится за желание тоже получить «это», верит в эту возможность невероятно долго, и даже тогда, когда знание реальности давно отбросило это желание как невыполнимое, анализ может показать, что в бессознательном оно осталось и сохранило значительный запас энергии. Желание все-таки получить в конце концов долгожданный пенис может способствовать возникновению мотивов, которые приведут зрелую женщину к психоанализу, и то, чего она, понятно, может ожидать от анализа, а именно возможность заниматься интеллектуальной деятельностью, может быть часто истолковано как сублимированная вариация этого вытесненного желания».